Ребенок-нарцисс: «Я должен быть фальшивым, иначе не представляю ценности».

Аутентичность не формируется, когда родитель искажает отражение, данное ребенку, лишь восхищением или постоянным обесцениванием и отвержением.

Ликование от присутствия ребенка — это еще не выражение любви; здесь скрыты немалые подводные камни, особенно если родитель сам травмирован и инфантилен.

Это скользкая дорожка, на которой дисфункция зачастую невидима со стороны.

Взрослые, наблюдая такую семью, могут делать поверхностные суждения, видя лишь внешний фасад: кажется, мама «залюбила», а дитя неблагодарное сейчас страдает из-за своей «избалованности», будто «зацеловали в одно место», потакая его стремлению к легкой и беззаботной жизни.

Но если взглянуть на ситуацию с клинической точки зрения, анализируя и пытаясь рассмотреть вещи в трех измерениях, картина оказывается совершенно иной.

Это сложное пространство для осознания.

Зависимость ребенка может стать способом уничтожить в себе поглощающую, захватившую и преследующую мать, атакуя уже самого себя.

От такой матери, которая лишь восхищается своим ребенком и пребывает в восторге, не имея своей удовлетворенной жизни, невозможно сепарироваться; кажется, что ее невозможно «оттолкнуть», чтобы идентифицироваться.

Эта динамика «любви» на самом деле приводит к разрушению.

Для ребенка быть центром жизни матери, удовлетворять ее ожидания восхищения, быть смыслом, радостью, гордостью и опорой—это непосильная ноша для психики.

Во взрослом возрасте бессознательно такой ребенок может стремиться к самоуничтожению, причем способов это сделать предостаточно: онкология, аутоиммунные заболевания, инвалидность, делинквентное поведение…

Раз его психическое здоровье потребовалось остановить, отказавшись от себя настоящего и своей жизни ради такой «самоотверженной» матери. Страшная картина складывается, когда к сорока годам.

😡Ярость обращается внутрь на личность, если она не была направлена по мере взросления на значимый объект.

Ребенка буквально невозможно «отлепить» от подобной матери, и сепарация становится невозможной, что является маркером психического здоровья.

В результате, при восхищении и восторге, так же как и при отвержении, замаскированном либеральным воспитанием, реального ребенка, со всеми его изъянами и яростью, никто не замечает, не видит и не воспринимает всерьёз.

Всегда существует «рамка», в которой ему суждено быть.

Так устроена психика родителя, который, в первую очередь, не осознает, как устроен внутри, и опирается на свои разрушительные чувства стыда, отталкиваясь от травмы или постоянно находясь в ней рядом с ребенком.

Поскольку ребенок и создание семьи в целом - это ретравматизация для травмированного человека, неосознанное возвращение в свое детство, регресс, это становится явным особенно в младенчестве, когда в психике родителей нет места.

Но затем, с появлением речи, родитель вдруг активизируется и начинает увлекать ребенка во все кружки мира, восхищаясь одним лишь аспектом его жизни, личности и отвергая все ранимое, чувственное, нуждающееся, живое.

В таких условиях формируется личностное расстройство; высокий уровень интеллекта вовсе не означает психическое здоровье.

🌚Ребенок, травмированному родителю, со своей гигантской нарциссической частью необходим для того, чтобы выглядеть в лучшем свете, чтобы не позорил и можно было гордиться им, тихо злорадствуя через сравнение с другими детьми на детской площадке, когда вдруг замечает, что чей-то ребенок не так «развит», как его собственный.

Таким образом, ребенок выполняет определенную функцию для родителя, поддерживая его значимость, важность и реализованность, теряя себя.

Хотя детство то дано, чтобы наоборот найти себя и обнаружить, научиться быть собой и предъявлять себя настоящего, с истинными качествами и потребностями миру.

Травмированная мать не в состоянии вынести инфантильность и детскость собственного ребенка, подменяя его стимулы к жизни своими: «Я лучше знаю, как надо; я жизнь прожила», «Мне нужно поставить тебя на ноги и вырастить человеком, потом скажешь спасибо».

Но для того, чтобы хоть раз сказать «спасибо», необходимо идентифицироваться, а это невозможно, когда не существует безопасного пространства для поиска себя в этом мире через постепенное исследование и взросление в собственном темпе.

Внутри звучит ужасом и туманом щемящая пустота, и когда нет активности по родительской указке, ребенок тонет в тревоге, которую может размещать в гаджете.

В этом действии он проживает свою опустошенность и неразрешенное чувство: «А кто же я без мамы?» А внутри — лишь пустота, ощущение предательства, которое не находит оформления ни в словах, ни в чувствах.

Это комок ярости, направленный на родителя, но не нашедший выхода из психики, который позже может перерасти в злокачественную форму.

Родитель в восторге не замечает реального ребенка, а ребенок при этом переполнен яростью, завистью, соперничеством, требовательностью, чувством «несовершенства».

Только рядом со зрелым родителем, который сознательно взаимодействует со всеми этими чувствами в себе, можно переработать и трансформировать мощные аффекты в более зрелые эмоции.

Только так можно научиться справляться с жизненными фрустрациями, опираясь на родителя, который не разрушается и не переполняется собственным стыдом, а милосердно и доброжелательно выдерживает своего ребенка.

Инфантильный родитель с нарциссическими чертами личности транслирует ребенку: «Ты должен быть идеальным, совершенным», чтобы я выглядел в глазах других идеальным и справляющимся родителем.

Однако родитель, не в контакте со своей пустотой, не способен любить других такими, какие они есть.

Он может заявлять о своей любви, но все это будет на его условиях.

Люди с нарциссизмом склонны к хронической критике, обесцениванию и сравнению вместо того, чтобы принимать и любить ребенка таким, какой он есть.

Это не обязательно будет проявлено в словах, но все то, с чем взрослые не взаимодействуют, чувствуют дети.

Это парадокс, который следует иметь в виду.

Психика — это сенсорика.

Удерживая и боясь своих истинных чувств по отношению к ребенку и отщепляя их, из психики они никуда не исчезают; они помещаются в ребенка, который затем, через свое восприятие, отношение к себе и окружающим, свое поведение и качество жизни, возвращает все то, с чем мы не контактируем и к чему не имели доступа, обрамляя это высокопарными словами, правилами, социальными ценностями, моралью и заповедями.